Исаие, сыну Амоца, было видение об Иудее и Иерусалиме.
В последние дни
гора дома Господня
станет высочайшею среди гор;
вознесется она над холмами,
и устремятся к ней все народы.
Многие народы пойдут и скажут:
«Идем, поднимемся на Господню гору,
к дому Бога Иакова.
Он научит нас Своим путям,
и мы будем ходить по Его тропам».
Ведь из Сиона выйдет Закон,
и слово Господне — из Иерусалима.
Он рассудит меж племенами,
разрешит тяжбы многих народов.
Перекуют они мечи на плуги
и копья — на серпы.
Не поднимет народ на народ меча,
и не будут больше учиться войне.
Приди, о дом Иакова,
будем ходить в свете Господнем!
Ты отверг Свой народ,
дом Иакова,
ведь у них полно суеверий с Востока;
они гадают, как филистимляне,
и общаются с чужаками.
Их земля полна серебра и золота,
нет числа их сокровищам.
Их земля полна коней,
нет числа колесницам их.
Их земля полна идолов;
они кланяются делам своих рук,
тому, что сделали их пальцы.
Унижены будут люди,
смирится всякий —
Ты не прощай их.
Иди в скалы, спрячься в прахе
от страха Господа
и от славы Его величия!
Глаза надменного потупятся,
и гордыня людская будет унижена;
один лишь Господь будет возвеличен в тот день.
Грядет день Господа Сил
на всё гордое и высокомерное,
на всё превознесенное —
и оно будет унижено! —
на все ливанские кедры, высокие и превозносящиеся,
и все башанские дубы,
на все высокие горы
и все превозносящиеся холмы,
на всякую высокую башню
и всякую укрепленную стену,
на все таршишские корабли
и на все их желанные украшения.
Гордыня людская будет унижена,
гордость всякого смирена;
один лишь Господь будет возвеличен в тот день,
и идолы исчезнут совсем.
Люди уйдут в расселины скал
и в ямы земли
от страха Господа
и от славы Его величия,
когда Он поднимется, чтобы сотрясти землю.
В тот день люди бросят
кротам и летучим мышам
своих серебряных идолов, своих золотых идолов,
которых сделали, чтобы поклоняться им,
и уйдут в расселины скал
и в ущелья утесов
от страха Господа
и от славы Его величия,
когда Он поднимется, чтобы сотрясти землю.
Перестаньте надеяться на человека,
чья жизнь хрупка, как его дыхание.
Разве он что-то значит?