И вновь, подозвав к Себе народ, сказал: «Слушайте Меня все и поймите: ничто из того, что входит в человека извне, не может его осквернить, но исходящее из человека оскверняет его». []
Когда Иисус, оставив народ, вошел в дом, ученики стали спрашивать Его о значении сказанного Им. И Он ответил им: «Неужели и вы столь же непонятливые, как и прочие? Разве не знаете, что всё, входящее в человека извне, осквернить его не может? Проникает-то оно не в сердце его, а в чрево и потом выходит наружу». (Тем самым Он пояснил, что вся пища сама по себе «чиста».)
«То, что исходит из человека, — продолжал Он, — сквернит его. Ведь это изнутри, из сердца человеческого, исходят недобрые помыслы, распутство, воровство, убийства, супружеские измены, алчность, злые намерения, коварство, необузданность, зависть, злоречие, гордыня, безрассудство. Всё это зло исходит изнутри и оскверняет человека».
Покинув то место, Он пошел в область Тира. Там Он вошел в один дом и хотел, чтобы никто не знал о Его присутствии, но сделать это было невозможно. И тотчас некая женщина, чья дочка была одержима духом нечистым, услышала об Иисусе и, придя, пала к Его ногам. Эта женщина была язычницей, сирофиникиянкой по происхождению. Она стала просить Иисуса изгнать беса из ее дочери.
Он же сказал ей: «Дай прежде насытиться детям. Нехорошо взять хлеб у детей и бросить собакам».
«Господин, — ответила она, — и собаки едят крошки, упавшие со стола детей».
Тогда Он сказал ей: «Ты права, можешь спокойно идти домой — вышел из твоей дочери бес».
И когда она вернулась домой, то нашла свое дитя, спокойно лежащим в постели: бес вышел.
Затем Иисус ушел из земель Тира, прошел через Сидон и вышел к морю Галилейскому со стороны Десятиградия. И привели к Нему человека, который был глухим и косноязычным, и просили, чтобы Иисус возложил на него руки.
И, отведя его в сторону от толпы, Иисус вложил Свои пальцы ему в уши, затем, смочив их слюной, коснулся языка его. Взглянув на небо, Он вздохнул и сказал ему: «Эффата!» (что значит: «Откройся»). И [в тот же миг] уши глухого открылись, скованность языка его исчезла, и речь его стала ясной.
Иисус велел людям никому про это не говорить, но чем больше Он настаивал, тем больше они рассказывали. Их изумлению не было границ, с восхищением они говорили: «Как хорошо Он всё делает: и глухие у Него начинают слышать, и немые — говорить!»