Семь дней уже были на исходе, когда иудеи из Асии увидели его в Храме. Они возбудили всю толпу и схватили Павла. «Братья израильтяне, помогите! — кричали они. — Этот человек учит всех повсюду с презрением относиться к народу нашему, к Закону и к месту этому. Более того, он язычников в Храм привел и осквернил это святое место!» (Незадолго до этого они видели Павла в городе вместе с Трофимом из Эфеса и решили, что Павел приводил его в Храм.)
Весь город пришел в волнение, сбежался народ. Павла схватили и поволокли из Храма, двери которого тут же были заперты. Они убили бы Павла, но о беспорядках в Иерусалиме доложили трибуну когорты. Тот немедленно, взяв с собой воинов и центурионов, бросился в толпу. Толпа, увидев трибуна и воинов, перестала бить Павла.
Трибун, пробившись к Павлу, приказал воинам взять его и заковать в цепи. Затем он стал расспрашивать о нем, кто он такой и что сделал. В толпе одни кричали одно, другие — другое. Из-за шума трибун не мог ничего понять, потому он и приказал вести Павла в крепость. Когда же Павел оказался на ступенях лестницы, ведущей в крепость, толпа стала напирать так сильно, что солдатам пришлось нести его на руках. Толпа же следовала за ними по пятам с криками: «Смерть ему!»
Перед тем, как его ввели в крепость, Павел обратился к трибуну: «Могу ли я кое-что сказать тебе?»
Тот удивился: «Ты говоришь по-гречески? Так значит, ты не тот самый египтянин, что недавно поднял бунт и увел в пустыню четыре тысячи мятежников-сикариев?»
«Нет, — ответил Павел, — я иудей, гражданин хорошо известного города Тарса, что в Киликии. Прошу тебя, позволь мне обратиться к народу».
Когда же тот разрешил, Павел, стоя на верхних ступенях лестницы, рукой дал народу знать, что он хочет говорить. Как только наступила тишина, Павел начал говорить на арамейском языке