И продолжил Иов свое рассуждение:
— Как я томлюсь по прошедшим месяцам,
по тем дням, когда Бог хранил меня,
и светильник Его сиял над моей головой,
и при свете Его я шел сквозь тьму!
О, это были мои лучшие годы,
когда Божья дружба хранила мой шатер,
когда Всемогущий еще был со мной,
а дети — вокруг меня,
когда молочные реки текли мне под ноги,
и скалы источали масло.
Выходил ли я к городским воротам,
и садился ли на площади,
меня завидев, юноши отступали,
и поднимались старцы;
властители удерживались от слов
и прикрывали рты руками;
голоса знатных стихали,
прилипали у них языки к небу.
Кто меня слышал — превозносил меня
кто меня видел — хвалил меня,
ведь я спасал кричащего бедняка
и беспомощного сироту.
Умирающий благословлял меня,
и сердце вдовы наполнял я радостной песней.
Праведность я надевал, как одежду;
справедливость, как мантию и тюрбан.
Слепому я был глазами,
и хромому — ногами.
Я был отцом для бедняков;
я разбирал дело странника.
Я сокрушал челюсти беззаконных
и спасал жертвы из их зубов.
Я думал: «Скончаюсь в своем гнезде,
и дни мои будут многочисленны, как песок.
Как дерево, чьи корни достигают воды,
на чьи ветви ложится роса,
не стареет слава моя,
и лук крепок в руке моей».
Внимали мне, ожидали меня,
в молчании слушали мой совет.
Когда замолкал я, больше не говорили;
они впитывали мои слова, как губка.
Ждали меня, как дождя,
и слова мои, как дождь весенний, ртом ловили.
Когда я улыбался, не смели верить;
света лица моего они не помрачали.
Я путь избирал им, воссев, как вождь;
я жил, словно царь посреди войска,
словно тот, кто плачущих утешает.