Царь Агриппа, я не мог не подчиниться небесному видению. Я проповедовал вначале тем, кто был в Дамаске, потом в Иерусалиме и по всей Иудее, а затем и язычникам, чтобы они раскаялись и обратились к Богу и чтобы их дела послужили доказательством их покаяния. За это представители нашего народа и схватили меня в храме и хотели убить. Но Бог до сегодняшнего дня помогает мне, и вот я стою здесь и свидетельствую малым и великим. Я не говорю ничего сверх того, что предсказали пророки и Моисей, — а именно, что Христос должен был перенести страдания и, первым воскреснув из мертвых, возвестить свет и нашему народу, и язычникам.
Когда он таким образом защищался, Фест прервал его.
— Ты не в своем уме, Павел, — закричал он, — большая ученость довела тебя до безумия!
Павел ответил:
— Достопочтеннейший Фест, я не сумасшедший, и то, что я говорю, истинно и разумно. Царю знакомо всё это, и поэтому я могу говорить ему свободно. Я убежден, что ничего из этого не прошло мимо его внимания, так как всё это происходило не в углу. Царь Агриппа, ты веришь пророкам? Я знаю, что веришь.
— За короткий срок ты хочешь убедить меня стать христианином, — сказал Агриппа.
Павел ответил:
— Каким бы этот срок ни был, коротким или длинным, я молюсь Богу, чтобы не только ты, но и все, кто слушает меня сегодня, стали такими, как я, во всем… кроме этих цепей.
Царь поднялся, и с ним поднялись наместник, Вереника и те, кто сидел с ними. Они вышли, говоря друг другу:
— Этот человек не сделал ничего, заслуживающего смерти или темницы.
— Можно было бы его освободить, если бы он не потребовал суда у кесаря, — сказал Агриппа Фесту.